Записи на таблицах - Лев Виленский

круговорота лет на земле. И придет потомок Давидов царствовать над Израилем, и настанет мир. И в тот день перекованы будут мечи на плуги, а копья на садовые ножницы, и станет дитя играть со змеей, и ляжет волк рядом с ягненком, и не будут больше убивать… И видел это Давид, и слезы медленно стекали по лицу его, прячась в густой бороде.

Эпилог, год 1990

Самолет компании Эль-Аль грузно оторвался от взлетно-посадочной полосы, взял курс на Израиль, в ночную тьму уходили огни Варшавы, через которую я летел из Москвы, с еще двумя сотнями таких же странников и скитальцев.

В Иерушалаим я попал вечером, был теплый ноябрь, раскаленные за день стены дышали жаром, в воздухе — ароматы цветов, тишина и покой спального района, сон, в котором ревели двигатели самолета… я еще был в пути.

Утро разбудило непривычным для ноября солнцем… На кубово-синем небе ни облачка, желто-белые стены домов…

Я пошел к тебе, Господь, в место, где ты обитаешь, в Граде Святом, к стене Храма, пережившей два тысячелетия; шел я по пестрым улицам, вокруг — я не верил глазам своим — народ мой, мой народ жил своей жизнью, которая стала теперь моей. Шли евреи в черных шляпах и с пейсами, шли потоком по улице Меа-Шеарим, я шел среди них, заглядывая в лавочки, улыбаясь прохожим, удивляясь жаре и суете Города. Я дома… дома, шел дальше, вошел в прохладную темноту Яффских ворот, вперед, дальше, неведомое чутье вело меня туда, куда я мечтал дойти, хоть когда-нибудь, хоть ненадолго.

Стена Плача, древняя стена, окружавшая Храмовую Гору, открылась неожиданно. Я не мог поверить в это. Я видел ее только на фотографиях. Желтые исполинские камни… и молящийся народ мой у подножия ее… я шел медленно, каждый шаг давался с трудом, и вот, по каменным плитам, отполированным ногами сотен тысяч молящихся, подошел, подошел к Стене Плача… последние несколько шагов…рухнул, как подкошенный, на колени перед ней и заплакал, заплакал навзрыд, как плачет ребенок, которого возвращают к матери, моряк, увидевший землю на горизонте. Круг замкнулся. Две тысячи лет изгнания, в котором мы не забывали Град Божий, две тысячи лет, носимые по лицу мира, как желтый лист носится ветром, и нет ему нигде пристанища, и каждый каблук норовит раздавить его желтую хрупкость… Две тысячи лет, которые прошли для нас, как вечность, когда мы плакали, вспоминая Сион, отдавая десницу нашу и язык наш на уничтожение, если забудем его… Три тысячи лет с тех пор, как воины Давида вошли в город через туннель в скале, почти четыре тысячи лет после прихода сюда Авраама… Круг замкнулся. Я плакал у древних камней, каждый из которых пел мне свои псалмы, мне светило иерусалимское горячее солнце, для меня летали в небе стрижи, и я чувствовал себя спокойным, наконец-то, спокойным, ибо сбылось пророчество Иехезкииля, о костях сухих, которые обрастут плотью и придут в Град Божий, потому что скоро… скоро Третий Храм будет отстроен, и я увижу воочию, как поднимется дым жертвенный у притвора Храма. И Господь Бог, открывшийся Аврааму, улыбался мне с небес, и сквозь слезы я смотрел на Него, и полюбил его, и народ мой молился со мной рядом, мерно покачиваясь при чтении древних, как мир текстов…

Иерусалим, 2009

Хизкиягу, царь

Пролог

Последние раскопки экспедиции Иерусалимского университета в районе Веред Йерихо (Иудея) обнаружили интереснейшее погребение, датируемое примерно началом шестого века до н. э. В нем — вместе с костями пожилого мужчины (состояние костей и зубов позволяло предположить, что он умер на шестом десятке лет) — находился длинный железный меч, прекрасно сохранившийся в сухом климате Восточных Иудейских гор. Подобные мечи не находили ранее в районе нынешнего Израиля, но изображения этого грозного оружия донесли до нас ассирийские барельефы. Меч выставили в Музее Израиля. Дополнительной находкой — намного более ценной — был большой кувшин из хорошо обожженной глины, типичный для этого периода, в котором к своему удивлению археологи обнаружили более ста глиняных табличек, сохранившихся неплохо, за исключением небольших лакун на десятке из них. Текст табличек был написан клинописью на ассирийском диалекте аккадского языка, но три последние таблички содержали ивритский текст, неумело выписанный на глине, со многими орфографическими ошибками. Создавалось впечатление, что автор текста изучал иврит в сравнительно позднем возрасте. Поначалу археологов удивило это явление, но после дешифровки таблиц, все стало на свои места. Ниже мы приводим перевод текста (в скобках даны пояснения непонятных мест).

Надпись на кувшине) Таблицы Синнар-этель-илани, генерала войск царя Ашшура Син-ахер-риба41, да пребудет с ним слава богов!

— Я, Синар-этель-илани, генерал царя Син-Аххер-риба, да сохранят его Ашшур, Нинурта, Абу, Энлиль и другие великие боги! В день пятый месяца нисану Царь (да будет славиться имя его во веки веков) собрал нас на военный совет в своем дворце в Нинвэй42. Кроме меня присутствовали еще полководцы, а именно — Шамашмузи, начальник легкой пехоты… (лакуна в тексте) и сыновья Великого Царя Ардамалик, Сарассар и Ассархаддон. Я видел церемонию лобызания правой руки царя сыновьями, из которых Ардамалик — первенец — наиболее почтителен к отцу, Ассархадон был грустен и что-то видимо терзало его. На вопрос Царя, что произошло, он сказал, что потянул связки на левой ноге во время последней охоты на львов, и, несмотря на искусство придворных врачей, нога болью своей не дает покоя царевичу. Царь усадил Ассархадона по правую руку от себя, оказав ему внимание.

— Царь обсудил с нами международное положение Ашшура (да хранят страну нашу великие боги!). Он упомянул, что мятежный царек Бавэля Мардук Аппал Иддин мечтает отторгнуть свое царство от Ашшура, несмотря на недавнее страшное поражение, нанесенное ему нашим экспедиционным корпусом; что, дескать, есть связь между последними волнениями на эламской границе (мне лично пришлось участвовать в небольшой стычке с колесницами Кудур-Наххунте, повелителя западных пограничных областей Элама. Мы, хвала Нинурте, вышли из нее, как всегда, с крупной победою) и поездкой оного Мардук Аппал Иддина в Яхуд и Мицраим. Царь считает, что как всегда враги замышляют недоброе против великих богов Ашшура, но силою руки своей он уничтожит врага. «Так было, есть и будет!» — провозгласил царь — «как говорит пословица — роющий ближнему яму сам в нее и попадет!». Эпильсуэн, начальник службы лазутчиков сказал, что ему известно о замыслах коварного царя Мицраима, вступившего в переговоры с послами Мардук Аппал Иддина в покоях дворца своего в Но-Аммоне43.

— Однако, возразил я,